top of page


 Соната Дождь
 

                     Альберту Мифтахутдинову
 

 

Над городом колеблется рассвет,

окрестных сопок очертанья зыбки.

Как вдруг Дождя скользящий пируэт

взвился фонтаном флейт, валторн и скрипки!

 

О детский плач!.. Откуда ты звучишь?

Какую гибель городу пророчишь?

Неужто впрямь людскую дичь и чушь

презрением недетским ты порочишь?

 

...Чего ты хочешь?..

 

- Здравствуй. И молчи.

Три утра кряду, сразу после ночи

я звал тебя, я посылал сигналы...

Ты, наконец, окликнула меня.

 

Я понял и хочу тебе поведать,

что этот город, где наш дух витает,

на грани самой пошлой катастрофы.

 

Ты не простынешь? Холодно. И сыро.

Я знаю, что тебе не вреден север,

спасёт повышенный теплообмен,

но всё-таки давай зайдём под крышу.

 

... В коврово-кресельно-стеллажный полумрак

нас привели скрипучие ступени,

и чайник, оторвавшись от бумаг,

через минуту прыгал от пыхтенья.

 

Да будет чай! Поутру и всегда -

не символ, нет, не ритуал ходячий,

но жизнетворен, как сама вода,

напиток - крепкий, сладкий и горячий.

 

- Поговорим о странностях любви?

- Ах, перестань, прошу тебя, умолкни!

Ты слишком любишь говорить красиво,

но думаю, что в сути ты права.

 

- Иного я не мыслю разговора...

 

- Да! Да! Пускай доходит до раздора!

Эх, Вавилон, проклятый Вавилон, -

ты помнишь эту древнюю легенду?

Творили столп, во славу божества,

по-нашему, наверно, храм искусства,

храм духа, что ли... Словом, понимаешь.

Мне видится, что это было нечто

похожее на Север наших дум:

Дом Ветра... Дом единого Порыва...

 

- Аркадий? Друг? - не говори красиво...

 

- Да! Чёрт с ним, с Вавилоном! Пусть гниёт!

Архангелов тревожит запах мысли...

Куда как проще всех кормить интригой

и выжимками пошлого шаблона,

куда как трудно понимать любовь...

 

- Ну вот, а я о чём тебе твердила?

 

... за окнами тихонько моросило,

и школы музыкальной силуэт

виднелся мне как в дымке детских лет.

 

 

 

 

bottom of page